Фаиной Григорьевной Раневской (Фельдман) восхищались миллионы телезрителей и огромное количество театралов. Её колоритные персонажи вызывали смех даже у самых закоренелых меланхоликов, но мало кто знал, как одинока была эта выдающаяся женщина, и как часто смех её звучал сквозь невидимые миру слёзы…

Раневская: смех сквозь слёзы

Журнал: Тайны 20-го века, №44 — ноябрь 2009 года
Рубрика: Версия судьбы
Автор: Наталья Трубинова

«Дочь небогатого нефтепромышленника»

Родилась будущая знаменитая актриса в 1896 году в Таганроге, в весь ма богатой и известной семье. Широко известна фраза самой Раневской по этому поводу: «Я дочь небогатого нефтепромышленника». Отец её был крупным торговцем, фабрикантом владельцем собственного парохода обладал довольно значительным состоянием. Мать будущей актрисы — тонкая ранимая натура, страстная поклонница Чехова и Толстого, мучительно переживала их смерть (вплоть до болезни депрессии). Юная Фаина унаследовала от матери и ранимую натуру, и любовь к этим великим классикам (хотя больше всего — нежно и трогательно-мучительно — она любила А.С. Пушкина).
В записях актрисы есть горькие строки, рассказывающие о её знакомстве с творчеством Чехова. «На коленях матери — газета: «Вчера в Баденвейлере скончался А.П. Чехов». В газете фотография человека с добрым лицом. Бегу искать книгу А.П. Чехова, нахожу, начи наю читать. Мне попалась «Скучная история». Я схватила книжку, побежала в сад, прочитала всю. Закрыла книжку. И на этом кончилось мое детство. Я поняла всё об одиночестве человека».
И это одиночество будет преследовать Раневскую всю жизнь, как будто она сама превратилась в чеховскую героиню. Даже псевдоним Фаины Григорьевны имеет отношение к Чехову. Фаина была без ума от его пьесы «Вишнёвый сад». Однажды она возвращалась домой с одним поклонником Вдруг из её сумочки выпали деньги их подхватил ветер, а она засмеялась и сказала: «Как красиво они летят!». Её спутник тогда заметил: «Вы совсем как Раневская». Так и осталась за ней эта фамилия, став её творческим псевдонимом, а позднее официальной фамилией. Хотя сама актриса часто отшу чивалась: «Раневской я стала прежде всего потому, что всё роняла».
Возможно, доля правды в этой шутке была. Вот как Фаина Григорьевна вспоминала один свой театральный провал «Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…». После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнёра. В публике смех, партнёр, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены».
К счастью, это слово Раневская не сдержала и со сцены не ушла, подарив миллионам зрителей свои незабываемые роли. Правда, путь к славе для неё был довольно трудным. В 1915 году она приехала в Москву — поступать в театральную школу, но ни в одну из них её не приняли «из-за отсутствия способностей». И Раневская начинает свои долгие мытарства — она скитается с разными театральным труппами по городам необъятной страны, переживающей глобальнейшие потрясения — войны, революции, разруху, голод.
Но с самого начала её актёрской биографии учителям и партнёрам по сцене было ясно, что появилась великая актриса. В одном из спектаклей Раневская должна была играть с великим актёром Илларионом Петровичем Певцовым, которого она считала своим учителем. Фаина попросила дать ей совет — как провести сцену, если в ней нет ни одного её слова. Певцов ответил: «А ты крепко люби меня, и всё, что со мной происходит, должно тебя волновать, тревожить». Раневская написала в своих заметках: «И я любила его так крепко, как он попросил. И когда спектакль был кончен, я громко плакала, мучаясь его судьбой, и никакие утешения моих подружек не могли меня успокоить. Тогда побежали к Певцову за советом. Добрый Певцов пришёл в гримёрную и спросил меня:
— Что с тобой?
— Я так любила, я так любила вас весь вечер, — выдохнула я рыдая.
— Милые барышни, вспомните меня потом — она будет настоящей актрисой».
Пророческие слова учителя сбылись, и Раневская действительно стала великой актрисой, умевшей даже в маленьком эпизоде раскрывать драму и боль героини. Особенно её талант мастера маленькой роли раскрылся в кино, в котором она начала сниматься почти в 40 лет.

«Муля, не нервируй меня»

В 1930-х годах Раневская оседает в Москве, начинающий кинорежиссер Михаил Ромм приглашает её сняться в своей первой картине «Пышка». Так начался многолетний роман выдающейся актрисы с кинематографом. Все помнят её реплики и роли в кино — и домработница в «Весне» с её знаменитым «Красота — страшная сила», и злая Мачеха из «Золушки»: «Эх, маловато королевство, разгуляться негде», и мамаша в «Свадьбе»: «Ты, сударь, говори, да не заговаривайся!». А колоритная Лёля из «Подкидыша» с легендарным «Муля, не нервируй меня»? Кстати, эта фраза, давшая Раневской всенародное признание и известность, всю жизнь преследовала актрису. Однажды в Ташкенте, в эвакуации. Раневская прогуливалась с Анной Ахматовой, с которой её связывала многолетняя дружба. И, как во всех городах Советского Союза, за актрисой бежали толпы детей и кричали: «Муля, не нервируй меня!».
Тем не менее, нам самим кажутся кощунственными некоторые слова Раневской о себе. Очень больно читать, например, такие слова гениальной актрисы: «Я убила в себе червя тщеславия в одно мгновение, когда подумала, что у меня не будет ни славы Чаплина, ни славы Шаляпина, раз у меня нет их гения. И тут же успокоилась, но когда ругнут — чуть ли не плачу. А похвалят — рада, но не больше, чем вкусному пирожному, не больше».
Да, она была такой — очень скромной, ранимой, трепетной. Особенно по отношению к тем, кому поклонялась. А поклонялась она многим — Ахматовой, Пастернаку, Волошину, Цветаевой, Арсению Тарковскому, Любови Орловой и многим другим.
Правда, многие из её друзей и учителей часто становились объектами для шуток. Той же Орловой, с которой Раневскую связывала нежнейшая дружба и многолетняя совместная работа в театре и в кино, частенько доставалось от острого языка актрисы. «Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, — говорила Раневская, — что моль, живущая в нём, никак не может научиться летать!».
Язвительность и умение чётко парировать острой репликой любую фразу были визитной карточкой Раневской, неслучайно именно ей приписывают авторство множества анекдотов, гуляющих по стране. Потому как в любой ситуации находила она нечто комическое и могла сказать каламбур, который повторяют изустно до сих пор, например, вот такой перл Раневской.
Однажды она поскользнулась на улице и упала, навстречу ей шёл какой-то незнакомый мужчина. «Поднимите меня! — попросила Раневская. — Народные артистки на дороге не валяются».

Одиночество за кадром

И никто не знал, что эта язвительная и остроумная женщина писала по ночам в своих записках: «День кончился. Ещё один напрасно прожитый день никому не нужной моей жизни». Или «Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала фразу «Какая смертная тоска».
И чувство обделенности от того, что многое она не доиграла, не сказала, что талант её не реализован полностью: «Кто бы знал, как я была несчастна в этой проклятой жизни со всеми моими талантами». Или ещё одна горькая запись: «В актёрской жизни нужно везение. Больше чем в любой другой, актёр зависим, выбирать роли ему не дано. Я сыграла сотую часть того, что могла. Вообще я не считаю, что у меня счастливая актерская судьба. Тоскую о несыгранных ролях. Слово «играть» я не признаю. Прожить ещё несколько жизней».
Но все эти тяжёлые мысли, тоска, ощущение вселенского одиночества оставались за кадром. Она снималась, играла в театре, и никто не подозревал об её истинных мыслях. Она была такой, какой её привыкли видеть окружающие за много лет — энергичной, остроумной, склонной к шутке и мистификации. Василий Ливанов, с которым Раневская озвучивала знаменитый мультфильм «Малыш и Карлсон», рассказывал об одном интересном эпизоде. Фаина Григорьевна не любила «деятелей телевизионных искусств», и в пику им она сама придумала некоторые фразы, которых не было в сценарии. Помните, Карлсон беседует с фрекен Бок, и та говорит ему: «Сейчас приедут с телевидения, а вы, к сожалению, не привидение?». А Карлсон отвечает: «Но я же умный, красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил!» — «Но на телевидении этого добра навалом!». И тут следует придуманная Раневской фраза с закамуфлированной шпилькой против телевизионщиков: «Ну я же ещё и талантливый!». Или ещё один укол Раневской в адрес мастеров телеискусств: «По телевизору показывают жуликов, ну, чем я хуже?!».
Такой она и осталась в нашей памяти — остроумной и весёлой, умевшей рассмешить любого. Потому что, как действительно талантливый человек, она никогда не показывала миру свои слёзы.