Она думала, что получит три года условно, но советский суд приговорил её к высшей мере наказания. 1979 год был объявлен Годом женщины, и она рассчитывала на помилование, но 11 августа 1979 года в 6 часов утра её расстреляли…
Локотский палач — Тонька-пулемётчица
Журнал: Тайны 20-го века, №48 — декабрь 2009 года
Рубрика: Эхо войны
Автор: Игорь Савельев
В Вяземском «котле»
Никто, даже следователи не ожидали столь сурового наказания. Да, несомненно, Антонина Макаровна Макарова-Гинзбург была признана виновной в массовых убийствах, но, с другой стороны, прошло тридцать с лишним лет, и молодую (в 1941 году ей едва исполнилось девятнадцать лет), вышедшую из бедной рабочей семьи Тоньку никак нельзя было назвать убеждённой нацисткой и предательницей. Тем более что обстоятельства того времени просто не предоставляли ей выбора. Однако суд счёл её преступления бессрочными, а обстоятельства… что же, считается, что у каждого всегда есть свой выбор. И суд решил, что в далёком 1941 году Антонина Макарова свой выбор сделала.
На фронт её призвали из Москвы, куда Антонина незадолго до войны приехала из глухой деревушки Малая Волковка, что под Смоленском, учиться и работать. Курсы пулемётчиков, затем короткие санитарные курсы и — вперёд, на оборону столицы. Тут же, не переводя дыхания, молодая санитарка попадает в страшный своей кровавой бессмысленностью Вяземский «котёл», где полегли миллионы брошенных на произвол судьбы солдат, и где у окружённой трупами девицы раз и навсегда ломается психика.
Затем следуют бесконечные голодные блуждания по брянским лесам со случайными попутчиками, выбиравшимися, как и она, из окружения. В конце концов Антонина остаётся совсем одна и идёт, не разбирая дороги, побираясь по деревням Христа ради. В селе Локоть она попадает в руки полицаев.
Её насиловали, кормили, поили самогоном и снова насиловали. А как-то утром, совершенно пьяную, вывели во двор, поставили перед ней пулемёт и велели стрелять в стоящих в конце двора изможденных людей со связанными за спиной руками. И она нажала гашетку…
«Я выполняла работу…»
Из протокола допроса Антонины Макаровой-Гинзбург, июнь 78-го года: «Все приговорённые к смерти были для меня одинаковые. Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек — столько партизан вмещала в себя камера. Я расстреливала примерно в 500 метрах от тюрьмы у какой-то ямы. Арестованных ставили цепочкой лицом к яме, на место расстрела кто-то из мужчин выкатывал мой пулемёт. По команде начальства я становилась на колени и стреляла по людям до тех пор, пока замертво не падали все. Я просто выполняла свою работу, за которую мне платили. Приходилось расстреливать не только партизан, но и членов их семей, женщин, подростков. Об этом я старалась не вспоминать».
За «работу» Антонина получала 30 немецких марок. Сначала всё было, как в тумане, и перед «делом» полицаи давали ей стакан шнапса. А потом она привыкла и пила уже после расстрелов. С детства её героиней была чапаевская Анка-пулемётчица, и вот, пожалуйста, тебе настоящий пулемёт — стреляй. А в кого стрелять — Антонине теперь уже не казалось столь важным. После «работы» она снимала с трупов понравившуюся одежду, отстирывала от крови, зашивала, примеряла на себя. Аккуратно каждый день чистила пулемёт, по вечерам — танцы и пьянки с полицаями.
Сколько людей Тонька-пулемётчица отправила на тот свет — она не считала. По свидетельствам очевидцев, Антонина была единственным исполнявшим смертные приговоры палачом в селе Локоть. А когда после войны следователи СМЕРШ разрыли те ямы, куда сбрасывались убитые, то обнаружили там более двадцати тысяч трупов…
Вторая жизнь
В 1943 году при подходе Красной армии к селу Локоть Антонина ушла вместе с гитлеровцами, начала работать в немецком госпитале. Затем была перемещена в концентрационный лагерь и отправлена в Чехословакию. После освобождения Антонина раздобыла где-то советские документы на чужое имя и устроилась санитаркой теперь уже в красноармейский госпиталь. Там познакомилась с будущим мужем, расписалась и взяла его фамилию.
Её искали почти сорок лет. О её существовании знали — многие попавшие в плен каратели упоминали о Тоньке-пулемётчице. Дело девушки-палача кочевало из рук в руки, откладывалось в архив, затем снова всплывало наружу. Тайно и тщательно были проверены сотни подозреваемых женщин схожего возраста, но Антонины среди них не оказалось.
А Антонина вовсе и не скрывалась (если не считать смены фамилии). Жила себе тихонько в белорусском посёлке Лепель вместе с мужем и двумя родившимися уже после войны дочерьми. Её портрет висел на центральной доске почёта, её приглашали в школы, чествовали, награждали памятными медалями. Это была крепкая, спокойная, заслуженная и уважаемая семья ветеранов. «Невозможно постоянно бояться, — говорила она позже на допросе, — первые десять лет я ждала стука в дверь, а потом успокоилась, нет таких грехов, чтобы всю жизнь человека мучили».
Позже выяснилось, почему найти её оказалось так сложно. Дело в том, что ещё в детстве, когда Антонина поступала в школу, учительница записала её отчество в метрику как фамилию, так с тех пор и осталось. Все ближайшие родственники Антонины были Парфёновы, а она оказалась Макаровой (так звали её отца).
«Заслуженная фронтовичка»
И только в 1976 году один из московских чиновников по фамилии Парфёнов, собираясь ехать за границу, честно перечислил всех своих родных братьев и сестёр Парфёновых (а их в семье было пять человек детей) и среди них упомянул Антонину Макаровну Макарову, с 45-го года по мужу Гинзбург, проживающую с конца войны и по сей день в Белоруссии.
Целый год следователи проверяли Антонину Макарову — сомнения терзали, всё-таки человек в городе уважаемый, фронтовичка, прекрасная семья, но когда начали привозить в Лепель оставшихся в живых полицаев и тайно показывать им «заслуженную фронтовичку», все они как один признали — да, это она, Тонька-пулемётчица. Когда её арестовали, Антонина не стала ни врать, ни сопротивляться. Она сразу, на первом же допросе спокойно и ясно рассказала обо всем том, что пыталась раз навсегда забыть. В голосе её не было ни слёз, ни каких-либо эмоций. «Опозорили меня на старости лет, — жаловалась она по вечерам, сидя в камере, своим тюремщицам. — Теперь после приговора придётся из Лепеля уезжать, иначе каждый дурак станет в меня пальцем тыкать. Я думаю, что мне года три условно дадут. За что больше-то? Потом надо как-то заново жизнь устраивать. А сколько у вас в СИЗО зарплата, девчонки? Может, мне к вам устроиться — работа-то знакомая».
Её муж постоянно ездил в Москву и писал жалобы во все инстанции, грозясь дойти до ООН. Когда ему рассказали правду, он поседел на глазах у следователей, слёг и больше жалоб не писал…
Из десятков тысяч обнаруженных в Локотских захоронениях тел опознать удалось только 168 человек. В их убийстве и была официально обвинена судом Антонина Макарова. В ноябре 1978 года Макарова-Гинзбург приговорена Военной коллегией Брянского областного суда к смертной казни. В августе 1979 года приговор был приведён в исполнение.
В Советском Союзе это было последнее крупное дело, связанное с палачами и предателями, сотрудничавшими с немцами во Вторую мировую войну. И последний и единственный на сегодняшний день смертный приговор, вынесенный женщине.