Хью Лонг является самым загадочным американским политиком 20-го века. Человек, которому Роберт Пенн Уоррен посвятил свой знаменитый роман «Вся королевская рать», до сих пор вызывает жаркие споры.
Сенатор Хью Лонг хотел «раскулачить» американских богачей?
Хью Лонг был седьмым ребёнком из явно небогатой семьи фермеров. Однако этот уроженец Луизианы, родившийся 30 августа 1893 года, уже в школе проявил выдающиеся способности, хотя и вылетел из неё за свою общественную позицию — он подписал петицию против проектов реформы образования, направленных на увеличение сроков обучения в школе.
Некоторое время Лонг работал коммивояжером (по-современному — агентом по продажам). Затем поступил в Тулейнский университет Нового Орлеана, успешно его закончил и стал заниматься адвокатской практикой. То есть, встал на дорогу, откуда в США чаще всего и попадают в политики.
Адвокат с волчьей хваткой
Занимаясь адвокатской практикой, Лонг вёл не самые простые дела. Вот пример одного из них, приведённый Николаем Овчинниковым: луизианский банкир Э. Бернштейн, вице-президент местного банка, выдал кредит нефтяной компании, имея в ней коммерческий интерес. Компания вернуть кредит не смогла. Президент банка предъявил Бернштейну иск о возмещении ущерба. Кроме того, на банкира был написан памфлет, изданный тиражом 1000 экземпляров. В августе 1922 года банкир подал в суд на банк за публикацию памфлета иск о возмещении урона деловой репутации, который он оценил в 500 тысяч долларов. Из известных адвокатов никто не хотел быть защитником Бернштейна. Только Лонг, поддерживавший отношения с Бернштейном, взялся вести его процесс и добился успеха. Хотя суд, признав диффамацию (распространение порочащих сведений), присудил Бернштейну лишь 5000 долларов и обязал его вернуть банку деньги, выданные им нефтяной компании, но в ходе процесса стороны, при содействии адвокатов, достигли мировой, сэкономившей Бернштейну немалую сумму.
Первый раз Лонг выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора родного штата в 1924 году. Свою предвыборную кампанию он базировал на резкой критике местной политической элиты. Не вышло. Тем не менее в 1928-м он таки занял губернаторское кресло от Демократической партии. Причём с небывалым за всю историю Луизианы разрывом — за него подали 96,1% голосов! После окончания полномочий в 1932 году был избран в Сенат. Он говорил: «США не смогут оставаться республикой, если значительная часть национального достояния будет продолжать находиться в руках 600 семейств».
Отнять и поделить
Лонг активно поддерживал Рузвельта во время выборов 1932 года, а также его политику «Нового курса». Однако он обвинил Рузвельта в предательстве интересов простых людей и выдвинул весьма интересную идею о «разделе богатств».
Суть же программы была такой. Личные состояния должны быть ограничены 5 миллионами долларов. Ежегодный доход гражданина не может быть выше 1,8 миллиона и ниже 2 тысяч. Кроме того, предусматривались мощные социальные программы. Обучение должно было быть бесплатным от детского сада до колледжа. Каждой семье Лонг обещал пособие в 6000 долларов, радио, автомобиль и стиральную машину.
Лонг утверждал, что Рузвельт — заложник богачей: «Он копирует мои речи о разделе богатства, которые я писал в четырнадцать лет».
По словам Хью, для реализации этой программы ему потребовались бы четыре срока и диктаторские полномочия. Именно поэтому Лонга поспешили записать в фашисты.
Программа очень хорошо отражала американский менталитет. В то время для простого американца 5 миллионов долларов — это было не много, а очень много. Так что, с одной стороны — есть к чему стремиться, с другой — не станет раздражающих многих сверхбогачей. Беда только в том, что подобная программа была бы осуществима только в случае, если Белый дом взяли бы штурмом революционные массы.
Но люди Лонгу верили. Его речи по радио слушали 25 миллионов американцев! Во многом Лонг повторил тактику Рузвельта, благо знал её не понаслышке. По всей Америке создавалась сеть клубов «разделения богатств». В своей книге «Борьба за Америку» Николай Овчинников писал: «В феврале 1935 года движение «Разделим наше богатство» имело в своём составе 4,5 млн членов. К июлю 1935 года их стало 7 млн. Разрасталась сеть клубов движения; их появилось около 27000 по всей стране. Имелись и негритянские клубы. Постоянно расширялся список почтовых адресов участников. К апрелю 1935 года офис Лонга в сенате получал в среднем 60 тыс. писем в неделю. Все это должно было составить ядро общенациональной политической машины Лонга. В 1935 году Лонг предпринял поездку по разным городам и штатам страны с рекламой своей программы».
Илья Ильф и Евгений Петров о программе Лонга писали: «Такая идея могла родиться только в Америке». В самом деле — чтобы полагать, что богатства коренным образом можно перераспределить мирным путём, нужна какая-то совершенно детская вера в демократию.
Вёл себя Лонг весьма экстравагантно. Нашим присяжным думским скандалистам до него очень далеко. Вот что писали о нём журналисты: «Во время избирательной кампании при встрече со своим конкурентом в самом шикарном клубе, «Сэнд пойнт», ему ничего не стоило публично помочиться под ноги ошеломленному сопернику со словами: «Вы — стена, которая не устоит под моим натиском».
А верил ли в это сам Лонг? Об этом спорят до сих пор. Многие в США (да и не только) и сегодня считают его великим человеком. Хотя с другой стороны — он ведь не прямо со своей фермы пришёл, он имел высшее образование, трудился адвокатом и губернатором. То есть, знал, как система функционирует.
Очень своевременное убийство
В окружении Рузвельта к Лонгу относились очень серьёзно. Так, публицист Вильямс говорил о том, как его воспринимали: «Рузвельт никогда не отзывался с похвалой о политическом искусстве Лонга. Но президент видел ловкость своего соперника и в избранном кружке признавал, что боится его. Как-то весной 1935 года, обсуждая с самыми ближайшими советниками расширение влияния Лонга, Рузвельт потряс их сообщением: возможно, ему придётся выдать за свои некоторые идеи Лонга, чтобы, как он выразился, «похитить громы и молнии Лонга». Правда, президент ещё не был настолько напуган, чтобы пойти на это, и никогда бы этого не сделал, если бы смог изыскать какой-нибудь способ уничтожить Лонга. Весной и летом он всё больше раздумывал над тем, к каким методам обратиться».
Победить на выборах 1936 года Лонг бы не сумел. Но по оценке команды Рузвельта, он вполне мог бы оттянуть у Рузвельта 6-7 миллионов голосов. Стандартный политический приём. Хотя это и не значит, что Лонг являлся простым наёмником противников Рузвельта, республиканцев. Возможно, он полагал: цель оправдывает средства: придут республиканцы, они завернут «Новый курс», народ снова станет звереть, а тут я в белом фраке…
Кончилось это дело плохо.
Вечером 8 сентября 1935 года Хью Лонг приехал в Батон Руж, на очередное заседание законодательного собрания. В холле к нему подошёл местный врач-ларинголог Карл Вейс. После нескольких слов он выхватил небольшой пистолет и выстрелил в сенатора. Он успел нажать курок только один раз и был изрешечён пулями телохранителей Лонга.
Хирург неумело провёл операцию, и Хью Лонг прожил после ранения лишь 48 часов. Всё это время он просил: «Боже, не дай мне умереть! Мне ещё так много надо сделать».
По одной из версий, убийца стрелял потому, что его родственник лишился службы за выступление против губернатора. Джеральд Смит, помощник Лонга, считал, что убийство было подстроено политическими противниками Хью Лонга и что Карл Вейс был связан с Вейсами из окружения Лонга.
Расследование вызывает много вопросов. Например, существует версия, что Лонга убил не Вейс, а его собственный охранник.
Тем более что 5 августа 1935 года Лонг выступил в сенате США и огласил стенограмму тайного собрания его противников, где они якобы обсуждали его убийство. Правда, никаких доказательств подлинности стенограммы он не представил. Можно, конечно, сказать: «А кому это было выгодно?» Да, Рузвельту смерть Лонга была безусловно выгодна. Но, Лонг был связан с мафией. Он позволил этим ребятам организовать в своём штате сеть игральных автоматов. За что, разумеется, получал свой процент. У них могли быть разногласия.
Как бы то ни было, радикальная критика Рузвельта после смерти Лонга как-то увяла.